Нассим талеб. Какие книги читает Нассим Талеб?

Никогда не женись на рок-звезде

Стратегия штанги (она же двухуровневая стратегия) — это способ обрести антихрупкость и переместиться в правую колонку Триады. Моногамные птицы взяли за правило изменять своим половинам с местной рок-звездой, а писатели лучше пишут, когда у них есть основная работа, которая никак не связана с сочинительством.

О невосстановимости поврежденной посылки

Первый шаг к антихрупкости заключается в уменьшении потерь, а не в увеличении приобретений; проще говоря, вы становитесь менее уязвимыми в отношении негативных Черных лебедей и позволяете работать естественной антихрупкости.

Уменьшение хрупкости — не возможность, а требование. Если это утверждение кажется вам банальным, вы рискуете упустить суть. Ибо хрупкость очень сильно изматывает, почти как смертельная болезнь. Не бывает так, что посылка сначала повреждается в неблагоприятных условиях, а потом, когда условия улучшаются, умудряется сама себя починить. Хрупкость похожа на храповой механизм, позволяющий оси вращаться только в одном направлении. Между тем важна не только цель — важен и путь к ней, последовательность событий. Ученые говорят в таких случаях о зависимости от последовательности. Продемонстрируем ее на примере: если вам сначала удалят камень из почки, а потом сделают анестезию, — это совсем не то, что те же два события в иной последовательности. Если вы сначала выпьете кофе и полакомитесь десертом, а потом съедите томатный суп, ваши ощущения будут иными, чем при ином порядке подачи блюд. С учетом зависимости от последовательности, наш подход можно объяснить просто: распознать хрупкость и поместить ее в левую колонку Триады легко, и неважно, каковы у нас потенциальные приобретения; сломанное остается сломанным навсегда.

Ту хрупкость, причиной которой является зависимость от последовательности, часто не замечают бизнесмены; они привыкли мыслить статично и верят в то, что их главная миссия — это создание прибыли, а вопросы выживания и управления риском надо рассматривать лишь постольку-поскольку. Тем самым они совершают логическую ошибку: на деле выживание всегда предшествует успеху. Чтобы получить прибыль и купить BMW, для начала нужно попросту выжить.

Понятия вроде «скорости» и «роста» — все то, что относится к движению, — пусты и бессмысленны, если рассматривать их без учета хрупкости. Представьте себе кого-то, кто едет по улицам Нью-Йорка со скоростью 400 километров в час; этот человек определенно никуда не доедет — его эффективная скорость составляет ровно ноль километров в час. И хотя понятно, что главное тут — скорость эффективная, а не номинальная, что-то в социополитическом дискурсе не дает нам осознать эту элементарную истину.

Тот, кто знает о зависимости от последовательности, не отделяет экономический рост от риска рецессии, финансовые доходы — от риска убытка и банкротства, «эффективность» — от опасности катастрофы. Понятие эффективности само по себе теряет всякий смысл. Когда картежник ставит на кон все свое имущество и рискует его потерять, не имеет значения, какими могут быть «потенциальные доходы» от его стратегии. Несколько лет назад один профессор хвастал передо мной тем, что их фонд пожертвований зарабатывает около 20 процентов годовых, не понимая, что эти доходы связаны с хрупкостью, которая легко может обернуться катастрофическими убытками, — что и произошло: кризисный год уничтожил все доходы фонда и поставил под удар университет.

Если вещь хрупка, неважно, что вы предпринимаете, чтобы она стала лучше или «эффективнее», пока риск того, что эта вещь погибнет, сохраняется. Для начала вам следует уменьшить риск катастрофы. Как говорил Публилий Сир, нет ничего такого, что можно сделать и торопливо, и хорошо, — почти ничего.

Что касается ВВП (валового внутреннего продукта), добиться того, чтобы он рос, можно очень легко — за счет долга будущих поколений, вот только экономика будущего может разрушиться из-за необходимости выплатить этот долг. Рост ВВП, как и холестерин, — это пример того, как укорачивает нас прокрустово ложе. Если велика вероятность того, что самолет разобьется, понятие «скорость» перестает быть существенным: мы знаем, что самолет рискует не долететь до места назначения. Точно так же рост хрупкой экономики нельзя называть ростом. Жаль, что власти этого не понимают. Между тем в золотые годы индустриальной революции, в эпоху, благодаря которой Европа стала доминирующим регионом, экономический рост был очень скромным и составлял менее одного процента в год. Но экономика при этом не была хрупкой — в отличие от нынешней гонки идиотов, в которой страны ведут себя как подростки за рулем, опьяненные скоростью.

Штанга сенеки

Отсюда и решение в форме штанги. Почти все решения проблем, связанных с неопределенностью, имеют форму штанги.

Что мы имеем в виду под штангой? Штанга (снаряд в виде металлического стержня с дисками на обоих концах, используемый тяжелоатлетами) призвана иллюстрировать идею сочетания разделенных крайностей и уклонения от середины. В нашем контексте штанга не всегда симметрична: она просто состоит из двух крайностей, между которыми ничего нет. С точки зрения специалиста, правильнее называть то, о чем мы говорим, двухуровневой стратегией, потому что она работает не на одном (основном), а сразу на двух уровнях.

Первоначально я использовал образ штанги, чтобы описать двойное действие: большой риск в одних областях (неуязвимых в отношении негативных Черных лебедей) и небольшой в других (открытых позитивным Черным лебедям), благодаря чему и достигается антихрупкость. Иными словами, мы всячески уклоняемся от риска с одной стороны и всячески принимаем риск с другой, а не практикуем «средний", или сволочной «умеренный", риск, что по сути своей — лохотрон (этот умеренный риск может быть подвержен большим погрешностям измерения). В итоге штанга из-за своей конструкции приводит к снижению риска потери, а риск катастрофы сводится к нулю.

Приведем пример из сферы вульгарных финансов, на котором легче всего объяснить суть дела, хотя большинство этот пример почему-то не понимает. Если вы размещаете 90 процентов средств в скучной наличке (предположим, вы защищены от инфляции) или в чем-то вроде «объекта, сохраняющего стоимость», а 10 процентов — в очень рисковых, максимально рисковых ценных бумагах, вы не сможете потерять больше 10 процентов средств, в то время как ваши доходы могут быть велики. Между тем вложение всех средств в ценные бумаги с так называемым «средним риском» чревато катастрофой, потому что риск может быть рассчитан неправильно. Стратегия штанги решает проблему редких событий, вероятность которых неопределима, и хрупкости в отношении погрешностей оценки; при использовании финансовой штанги максимальные потери известны.

Антихрупкость — это сочетание агрессивности и паранойи: ограничьте потери, позаботьтесь о защите от крайнего риска — а приобретения, позитивные Черные лебеди, позаботятся о себе сами. Это асимметрия Сенеки: мы больше приобретаем и меньше теряем, когда попросту уменьшаем большие потери (эмоциональный ущерб), а не улучшаем ситуацию «посередине».

Штангой может стать любая двойная стратегия, в которой сочетаются крайности без портящей все дело середины, — так или иначе результатом подобной стратегии становится благоприятная асимметрия.

Чтобы понять разницу между штангами и не-штангами, представим рестораны, где подают основное блюдо, например малый бифштекс из экологичного сырья и салат (к ним мальбекское вино), а после того, как вы расправитесь с мясом, — пирог с козьим сыром (а к нему мускатное вино). Внезапно рестораны перестают выполнять ваш заказ, режут пирог и бифштекс на мелкие кусочки и перемешивают все это в очень шумных машинах. Всяческие действия в «средней" сфере — это именно такое перемешивание. Вспомните Ниро из главы 9, который общается с вахтерами и учеными, и очень редко — с людьми среднего интеллекта.

Когда речь заходит о риске, я не сяду в самолет, если его экипаж смотрит на успех полета «с умеренным оптимизмом»; я предпочту рейс, в котором стюардессы максимально оптимистичны, а пилот — максимально пессимистичен, а еще лучше — если он параноик.

Бухгалтер и рок-звезда

Биологические системы изобилуют стратегиями штанги. Возьмите следующий подход к поиску партнера, который можно назвать «90 процентов бухгалтер, 10 процентов рокзвезда». (Я привожу пример, а не оправдываю измены.) В животном мире самки некоторых моногамных видов (включая людей), как правило, выходят замуж за бухгалтеров и им подобных, а то и еще более бесцветных особей вроде экономистов, — за стабильных самцов, которые в состоянии обеспечить семью. При этом самки иногда изменяют им с агрессивными альфа-самцами, рок-звездами, и это — часть двойной стратегии. Ограничивая потери, самки в то же время идут на внебрачное спаривание, чтобы получить генетические блага, или очень большое удовольствие, или то и другое сразу. Даже время для измены они выбирают не случайно — оно совпадает с периодами, когда самки с большой вероятностью могут забеременеть. Мы наблюдаем эту стратегию у так называемых моногамных птиц: они столь часто предаются изменам, что больше десяти процентов птенцов рождаются вовсе не от предполагаемого отца. Теорий, объясняющих этот феномен, множество. Эволюционные теоретики утверждают, что самки жаждут не только социальной и экономической стабильности, но и хороших генов для своих детей. Однако найти кого-то «посередине», кто сочетает все эти добродетели, невозможно (альфа-самцы хороши в плане генофонда, но не способны на стабильные отношения, и наоборот). Почему бы не заиметь сразу то и другое, пусть и от разных самцов? Спокойная жизнь и хорошие гены. Есть и альтернативная теория: самки гонятся за удовольствиями — или за спокойной жизнью и развлечениямиОчевидно, что это стратегия штанги, пусть и неясно, какое объяснение верно: эволюционные теоретики любят трепаться, но я предпочитаю трепу реальные факты. Мы не знаем, полезна ли стратегия внебрачного спаривания для приспособления к среде. Потому штанга «бухгалтер плюс измена» может быть нацелена не на улучшение вида; возможно, эта стратегия применяется ради получения удовольствия при малом риске. .

Вспомним также гиперкомпенсацию, о которой говорилось в главе 2: чтобы она работала, нужны стимулы — ущерб и стрессоры. Это значит, что детям нужно разрешать совсем немного играть со спичками и чуть-чуть обжигаться, чтобы в будущем они умели обращаться с огнем.

Это означает также, что люди должны испытывать какой-то (не слишком большой) стресс, чтобы пробуждаться к активности. В то же самое время они должны быть защищены от катастроф. Не обращайте внимания на мелкие опасности, вкладывайте энергию в защиту от существенного вреда. Только существенное достойно ваших усилий. Так же следует действовать и в области социальной политики, и в области здравоохранения, и во многих других областях.

Аналогичные идеи можно найти и в наследии предков — о том же самом толкует пословица на идише: «Заботьтесь о том, чтобы не было худшего, а лучшее само о себе позаботится». Эта мудрость кажется банальной, но таковой не является: подумайте о том, сколько людей привыкло заботиться о лучшем в надежде на то, что худшее не случится само собой. Мы повсюду видим, что люди питают отвращение к мелким потерям, а о чудовищных Черных лебедях не думают (и их недооценивают): обычно мы страхуемся от малых и вероятных потерь, а не от больших и редких. То есть делаем все наоборот.

Прочь от Золотой Середины

Продолжим изучать штанги. Есть много сфер жизни, в которых середина никаким боком не «золотая»; именно в этих сферах применима двухуровневая стратегия (максимальная безопасность плюс максимальный риск).

Возьмите профессию литератора — самую бескомпромиссную, самую рискованную, самую требовательную из профессий, больше других основанную на умозрительных построениях. Во Франции и других европейских странах у писателей есть традиция искать синекуру — скажем, спокойную должность чиновника с гарантированной занятостью, от которого не требуется особых интеллектуальных усилий; занятие без особых рисков, которое забывается, как только ты покидаешь контору, так что можно посвящать свободное время сочинительству и писать что твоей душе угодно, следуя лишь собственным правилам и стандартам. Среди французских писателей удивительно мало ученых. Напротив, американские писатели часто являются учеными или журналистами, что делает их узниками системы и портит их книги; люди науки, живущие под постоянным давлением, в стрессе, воспринимают мир весьма искаженно. Каждая строчка, которую вы пишете по навязанным вам стандартам, например, о проституции, убивает определенный сегмент вашей души. С другой стороны, сочетание синекуры и сочинительства — модель приятная, почти такая же хорошая, как финансовая независимость, а то и лучше нее. Великие французские поэты Поль Клодель и Сен-Жон Перс и романист Стендаль были дипломатами; множество английских писателей — чиновниками (Троллоп служил на почте); Франц Кафка работал в страховой компании. Но всех превзошел Спиноза — он изготавливал увеличительные стекла, благодаря чему его философия была полностью защищена от порчи со стороны ученого истеблишмента. В отрочестве я думал о том, чтобы стать литератором или философом, поступив, подобно многим родственникам, на спокойную, приятную, безмятежную дипломатическую службу. В Османской империи существовала традиция использовать православных христиан в качестве эмиссаров и послов, даже министров иностранных дел, и эту традицию переняли в Ливане (мой дед и прадед были министрами иностранных дел). Однако я опасался того, что христианское меньшинство подвергнется репрессиям, и оказался прав. В итоге я стал трейдером и сочинял в свободное время — и, как читатель может убедиться, пишу то, что хочу. Штанга «бизнесмен-ученый" была идеальной; в три или четыре часа дня, когда я уходил из конторы, моя работа переставала существовать до следующего утра, и я был волен делать то, что считал более ценным и интересным. Попытавшись войти в научный истеблишмент, я ощутил себя как в тюрьме: меня вынуждали следовать чужим программам, главной целью которых была самореклама.

Профессии можно чередовать: что-нибудь очень безопасное, потом что-нибудь авантюрное. Мой друг сделал замечательную карьеру редактора в книжном бизнесе и заработал себе отличную репутацию. Лет через десять он порвал с издательским миром и окунулся во что-то очень рискованное. Это настоящая штанга во всех смыслах слова: если рискованное дело не выгорит, или выгорит, но не принесет ожидаемого удовлетворения, он всегда может вернуться в прежнюю профессию. Вот почему мой выбор — это Сенека: сначала он вел очень активную жизнь искателя приключений, после чего удалился на покой, чтобы писать и размышлять, а не довольствовался «средним» сочетанием двух образов жизни. Многие люди дела становились впоследствии мыслителями, как Монтень, «штанга» которого была чередованием занятий: от чистого действия к чистому размышлению.

Если я должен работать, то нахожу более предпочтительным (и менее болезненным) интенсивно трудиться короткое время, а остаток дня ничего не делать (в буквальном смысле слова), пока не восстановлю силы и не захочу повторить цикл. Это мне нравится больше, чем долгая, утомительная, вялая офисная текучка в японском стиле (с перерывом на сон). Основное блюдо и десерт должны подаваться отдельно.

Между прочим, Жорж Сименон, один из самых продуктивных писателей ХХ века, писал только 60 дней в году, а в остальное время «ничего не делал». Он издал больше двухсот книг.

Одомашнивание неопределенности

До конца этой книги мы увидим еще много штанг с похожей асимметрией, которые, когда возникает риск, защищают от случайности и помогают приручить антихрупкость. Что характерно, все эти штанги похожи друг на дружку.

Давайте посмотрим, как обстоят дела в различных сферах жизни. Если говорить о личном риске, вы легко можете защитить себя с помощью такой штанги и свести шансы на неудачу к нулю. Мое отношение к риску разнится от паранойи до агрессии в зависимости от того, о чем идет речь. Правила таковы: нет сигаретам, нет сахару (особенно фруктозе), нет мотоциклам, нет велосипедам в черте города, а точнее, повсюду, кроме территорий без транспорта вроде Сахары, нет разговорам с восточноевропейскими мафиози, нет самолетам, которыми управляют непрофессионалы (разве что рядом с ними сидит пилот-профессионал). В остальном я могу принять любой профессиональный и личный риск, особенно если он не несет в себе опасность смертельного повреждения.

В социальной политике стратегия штанги — защищать очень слабых и позволять сильным делать свою работу, а не помогать среднему классу консолидировать привилегии, блокируя эволюцию и создавая всевозможные экономические проблемы, которые больнее всего бьют по бедным.

До того как Великобритания стала бюрократическим государством, она применяла стратегию штанги: страной двигали искатели приключений (обычных и экономических) и аристократы. Роль аристократии по большому счету сводилась к тому, чтобы проявлять осторожность, а искатели приключений путешествовали по планете в поисках возможностей для торговли или оставались дома и возились с техникой. Теперь Лондон населяют богемные буржуа, которые получают гигантские годовые премии.

Мой подход к сочинительству можно описать следующим образом: я пишу, с одной стороны, литературные эссе, которые может понять каждый, с другой, статьи для специалистов, и ничего «посередине» — ни статей для газет, ни колонок, ни даже интервью (если только этого не требует издатель).

Читатель может вспомнить и режим физических упражнений из главы 2: на первом этапе ты поднимаешь максимальные тяжести, на втором — не делаешь ничего. Альтернативный режим — это менее интенсивные, но более длительные занятия в спортзале. Если добавить к первому режиму не требующие усилий долгие прогулки, получится та самая штанга.

Еще о штангах. Творите безумства (иногда ломайте мебель), как поступали пьяные греки ближе к завершению философских пиршеств-симпозиумов, и оставайтесь «рациональными», когда дело касается важных решений. Грошовые желтые журналы и классика пополам с научными трудами; не читайте книг «среднего уровня». Разговаривайте либо со школярами, таксистами и садовниками, либо с учеными с мировым именем; никогда не беседуйте с учеными, которые не сделали ничего особенного, но заботятся о своей карьере. Если вам кто-то не нравится, оставьте его в покое или вычеркните из своей жизни; даже не думайте оскорблять его словомО финансах: в 2008 году я стоял за то, чтобы государство национализировало банки, а не помогало им финансово и не пускалось в другие авантюры, за которые расплачивались налогоплательщики. Никто не понял моей идеи штанги — одни ненавидели меня за либертарианство, другие за идею национализации. Почему? Потому что полумера — в данном случае регулирование как экономики в целом, так и коллапсирующей банковской системы — не работает, и любые юридические ухищрения тут бессильны. Хедж-фонды должны быть свободны от регулирования, а банки — национализированы, и эта штанга лучше, чем нынешний ужас. .

Повторим: в отношении случайности стратегия штанги приводит к обретению антихрупкости через уменьшение хрупкости и ограничение риска потерь и утрат; катастрофы нам не так страшны, и в то же время мы извлекаем выгоду из потенциальных доходов.

Возвращаясь к финансам: штанга не обязательно должна проявляться в форме размещения средств, с одной стороны, в защищенные от инфляции наличные деньги, а с другой — в рисковые ценные бумаги. Штангой является все то, что сводит риск банкротства к нулю. У легендарного инвестора Рэя Далио есть правило для тех, кто играет на бирже: «Убедитесь, что вероятность неприемлемого результата (риска банкротства) равна нулю». Это правило ведет нас прямиком к стратегии штангиИ вновь мы видим зависимость от контекста. Люди считают страхование дома необходимостью, а не частью финансовой стратегии, но когда речь заходит о портфеле ценных бумаг, они расценивают ситуацию по‑иному — из-за того, как сделки с ценными бумагами описываются в СМИ. Многие уверены, что моя идея штанги — это стратегия, которую нужно проверить на потенциальный возврат инвестиций. Суть в другом. Штанга страхует выживание; это не возможность, но необходимость. .

Еще одна идея Рори Сазерленда: в Великобритании пациентам, страдающим не слишком серьезными болезнями, связанными с употреблением алкоголя, советуют ограничиться определенным количеством граммов в день. При этом оптимальное решение — избегать алкоголя три дня в неделю (то есть давать печени подолгу отдыхать), а оставшиеся четыре дня пить столько, сколько хочется. Математическое обоснование этой и других стратегий штанги будет приведено позднее при обсуждении неравенства Йенсена.

Большая часть вещей и явлений в правой колонке Триады связаны с идеей штанги — это необходимое условие, но не достаточное.

Стоицизм — это одомашнивание, а не устранение эмоций; штанга — это одомашнивание, а не устранение неопределенности.

2012 by Nassim Nicholas Taleb Н. Караев, перевод, 2013 Е. Савченко, оформление, 2013 ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2013 КоЛибри

Один из известнейших философов современности рассказал РБК о самых страшных угрозах человечеству, влиятельном классе «интеллектуальных идиотов» и новой книге, над которой работает

Нассим Талеб (Фото: BBI)

Нассим Талеб — американский публицист, экономист и трейдер. Всемирную известность Талебу принесла книга «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости», вышедшая в 2007 году. Согласно Талебу, почти все события, которые имеют значительные последствия для рынков, глобальной политики и жизни людей, являются совершенно непредсказуемыми. Таким образом, традиционный риск-менеджмент, который применяют государственные органы и компании, оказывается бесполезным. Теория завоевала популярность на фоне разворачивавшегося финансового кризиса 2008 года, ставшего живой иллюстрацией к рассуждениям Талеба. Газета The Times назвала Талеба самым выдающимся мыслителем мира, но он далеко не теоретик: в «черный понедельник», 19 октября 1987 года, когда индекс Dow Jones упал на 22,6%, Талеб заработал на торговле акциями около $40 млн. Нассим Талеб рассказал РБК, за что уважает Владимира Путина, чего ждет от Дональда Трампа и почему не любит журналистов.

«Теоретики редко становятся богачами»

— На днях вы написали в своем Facebook-аккаунте: «Наблюдение по поводу современности: слишком высокий темп изменений оказывается смертельным». Это распространенный страх: люди боятся, что наплыв мигрантов, изменения в культуре, разрушение прежних гендерных ролей и т. п. приведут к краху западной цивилизации. Нас и вправду ждет коллапс?

— Само по себе развитие благотворно и неизбежно, вопрос лишь в том, как мы к нему адаптируемся. Если общество недостаточно быстро приспосабливается к изменениям, его ждет коллапс. Но и слишком быстрое приспособление превращается в регресс: общество начинает терять то хорошее, что у него было до того, как начались перемены. Перед тем как проводить новые реформы, вы должны убедиться, что предшествующие сработали. Но главная проблема, связанная с глобализацией, — это совсем не мигранты и разрушение привычных устоев. Одно из самых больших разочарований нашей эпохи — глобализация не привела к интеллектуальному разнообразию, не породила плюрализма мнений. Напротив, мы видим, что весь мир начинает вести себя как централизованная система: общество кластеризуется, возникает деление на «наших» и «ваших». Вместо провозглашенной свободы мнений создается ситуация, напоминающая жизнь в тоталитарном государстве: есть официальные мнения, которые ты должен разделять, иначе становишься изгоем.

— Другими словами, открытое общество оказалось несбывшейся мечтой и мы живем в мире, поделенном на высоколобых читателей The New York Times и простоватых зрителей Fox News?

— Вне всяких сомнений. История полна примеров, когда общество разбивалось на группы, враждующие между собой по абсурдным причинам. В Византии люди делились на политические партии в зависимости от того, какую команду на ипподроме поддерживают — «синих» или «зеленых», они регулярно собирались, чтобы устроить резню. Это ничем не хуже и не лучше тех религиозных групп, которые уничтожали друг друга просто потому, что придерживались разной теологии. Все это глубоко в человеческой природе. Но если такая поляризация имеет место на планетарном уровне, это опасно. И, конечно, она во многом возникает благодаря работе СМИ.

— Словосочетанием года стало fake news («фейковые новости»). Даже Трамп завоевал симпатии избирателей во многом благодаря тому, что выбрал образ борца с медиапропагандой. Почему СМИ многими сейчас стали восприниматься как зло?

— Потому что они создают ситуацию, в которой люди живут в двух разных мирах. Например, практически все, что CNN передает по конфликту в Сирии, — ложь. Я почувствовал это, когда был в Алеппо: собственными глазами ты видишь одно, в новостях — совершенно другое. Кто лжет — твои глаза или телеканал? Беда в том, что среди западныхжурналистов сейчас сформировалась интеллектуальная монокультура. Если ты пытаешься показать, что происходит на самом деле, на тебя вешают ярлык «путиниста», а значит, ты не получишь работы на главных американских каналах. Это инквизиция нашего времени, которая наказывает за мнения, отличающиеся от официального.

Нассим Талеб (Фото: BBI)

— Их зрители — это те, кого я называю «интеллектуальными идиотами». На самом деле как раз реднека обвести вокруг пальца невероятно сложно. Если ты ищешь, кого бы обмануть, лучшая кандидатура — это кто-то вроде читателя The New Yorker. Этот человек рассуждает так: если я интеллектуал (а я, несомненно, интеллектуал) — значит, я понимаю, что происходит в мире. Он презирает реднеков, считая их неспособными к критическому мышлению. При этом он не осознает простой вещи: любой человек, который не кормит себя интеллектуальным трудом, — это уже по умолчанию эксперт, поскольку его профессия непосредственно связана с реальным миром. Например, водопроводчик — эксперт по тому, как класть трубы и так далее. Их опыт основан на взаимодействии с повседневностью, и у них очень критичное к догмам мышление. Образованные люди, напротив, чаще склонны исходить из безумных идей, не имеющих отношения к действительности. И чем больше времени и сил вы посвящаете изучению макровопросов, будь то макроэкономика или глобальная политика, тем выше шансы в конечном итоге оказаться в «макродерьме».

— Почему так происходит?

— Потому что образованный человек получает информацию в основном не из окружающего мира, а от других людей — из журналов, соцсетей, от разных авторитетов. Самая страшная патология нашего времени — потеря контакта с реальностью. Когда я зарабатывал торговлей на бирже, то часто сталкивался с особым типом трейдеров, которые просчитывали какой-то сценарий на компьютере, а потом пребывали в уверенности, что в действительности все будет так же. Лучший вопрос, который сбивает с них апломб: «А сколько у тебя на банковском счете?» Потому что теоретики редко становятся богачами: человек способен принимать здравые решения, только если он включен в реальность. Сейчас существует целый класс псевдоэкспертов — некомпетентных людей, которые думают, что они компетентны.

— Мне кажется, что люди в массе не стараются выстроить цельное мировоззрение, а ловят отдельные громкие идеи. Я, например, знаю немало тех, кто против вмешательства государства в экономику и одновременно за расширение социальных программ. Как будто одно не противоречит другому.

— Да, люди оперируют слоганами. Например, одни говорят, что они феминистки, а потом ты видишь, что они предпочитают нанимать на работу мужчин. Другие восклицают: я против расизма и социального неравенства! Но спросите их, когда они в последний раз приглашали на обед таксиста-пакистанца. Честный ответ будет: никогда. Это все та же жизнь в двух разных мирах — в разговоре с другими просвещенными людьми вы не расист, а в реальном мире боитесь мигрантов. И все становится гораздо хуже, когда эта двойственность приходит в политику. Почему политики нашего времени так безответственны? Потому что им не угрожают последствия их решений. В книге, над которой я сейчас работаю (Skin In the Game. The Thrills and Logic of Risk Taking («Рискуя своей шкурой. Страхи и логика принятия рисков»). — РБК ), я отстаиваю мнение: адекватные решения принимаются только тогда, когда человек «рискует своей шкурой». Сейчас политики управляют своими странами и миром в целом так, словно в компьютерную игру играют: риски нулевые, а значит, и решения будут неадекватными.

«Какой бы глобальной проблемой ни занимался бюрократ, он не принимает ее близко к сердцу»

— Какие главные угрозы человечеству вы видите в ближайшем будущем? Ждет ли нас новый глобальный кризис или крупная война?

— Я не думаю, что в ближайшее время мы придем к настоящей, «горячей» мировой войне. Война хороша для некоторых государств и некоторых компаний, но таких не слишком много. Чаще всего державы, которые действительно могут позволить себе вести войну, предпочитают вести ее чужими руками.

Две страшные угрозы человечеству не имеют отношения ни к войнам, ни к экономическим кризисам. Самый большой риск — это новые эпидемии. СМИ недооценивают эту опасность и редко поднимают шумиху вокруг научных публикаций о том, что резистентность бактерий к антибиотикам растет, или о том, что появляются новые штаммы вирусов. Такое пренебрежение превращает эпидемии в одного из самых вероятных кандидатов в новые «черные лебеди». Вторая угроза — это неолуддизм. Прогресс не приносит людям того, что им хотелось бы, и очень многие превращаются в ультраконсерваторов, начинают бороться с наукой и социальными реформами. Этот тренд хорошо заметен по исламскому миру.

— А самая большая возможность, которую сейчас нельзя упустить?

— Это движения снизу, которые противостоят тоталитарному «официальному мнению». Например, те, которые мы наблюдаем сейчас в Каталонии. Да, оно не привело к появлению отдельного государства. Но в примере с Каталонией мы видим попытку людей высказать мнение, которое не навязано государством. Нужно больше таких движений, поскольку они ведут к децентрализации, возможности опробовать максимальное количество разных вариантов административного устройства и выбрать те, которые устраивают самих людей.

— В опубликованном в Сети фрагменте из вашей новой книги вы сравниваете российского лидера с главами западных государств и делаете вывод: «Глядя на противостояние Путина с другими лидерами, я понял, что у домашних (и стерилизованных) животных нет ни единого шанса против дикого хищника». С чем связан этот вывод?

— Я христианин из Ливана, и мое отношение к Путину во многом связано с этой деталью биографии. Не вмешайся Россия в сирийский конфликт, ливанские христиане были бы уже мертвы. Но я имел в виду другое — разницу в подходах государств к войне в Сирии. Западные державы отнеслись к ней как бюрократы. Какой бы глобальной проблемой ни занимался бюрократ, он не принимает ее близко к сердцу. Его интересы и риски лежат в совершенно другой игре — карьерной, он хочет сохранить свою работу и заработать политические дивиденды. Для народов, живущих в регионе, такой подход губителен. История учит нас, что нациям, заключившим соглашение с бюрократами, оставалось потом только лапу сосать (Талеб использовал словосочетание suck cock, но перевести мы его не можем из-за ограничений Роскомнадзора. — РБК ). Ливанским христианам бессердечный подход западных бюрократов к их проблеме отвратителен. При этом они видят, что Путин действительно вовлечен в проблему: он вмешался в конфликт, прекрасно понимая, какой критикой для него это все обернется. И эта готовность не быть овечкой и принимать решения на свой страх и риск им симпатична.

— А как вы оцениваете работу Дональда Трампа?

— Трамп — это не тот президент, которого выбрали за конструктивную программу. Его выбрали в надежде, что он сократит чрезмерно разросшийся госаппарат, и он действительно отменил некоторые программы и законы, принятые лоббистами. Его сильная сторона в том, что он бизнесмен и воспринимает страну как большую компанию. Он видит, где можно и нужно урезать расходы. Но внешняя политика Трампа продемонстрировала неприятную метаморфозу. До избрания он открыто говорил, что Саудовская Аравия спонсирует терроризм, и собирался проводить по отношению к ней очень жесткую политику. Теперь он стал лучшим другом этой страны. Это было совершенно неожиданно.

«Чем богаче компания, тем быстрее ее сотрудники становятся рабами»

— В вашей новой книге вы пишете, что постоянная работа — это новое рабство. Если это так, зачем сотрудники соглашаются? Сто лет назад человек понимал, что, потеряв работу, может умереть с голоду. Сегодня в развитой стране он может жить на пособие или найти более мягкого работодателя.

— Я беседовал со множеством экономистов и в итоге пришел к выводу: чем больше человеку платят, тем сильнее он чувствует себя рабом. Это своего рода способ манипуляции со стороны работодателя: человек должен чувствовать, что ему переплачивают, тогда он будет бояться потерять работу. Именно поэтому чем богаче компания, тем быстрее ее сотрудники становятся рабами. Но рабство выгодно всем без исключения компаниям. Другое дело, что некоторые из них «порабощают» грубо — например, навязывают сотрудникам убеждения, которые противоречат их этике.

— А есть шанс, что рабству положат конец новые технологии? Например, Uber и Airbnb заменили штатных сотрудников вольными подрядчиками.

— Их опыт применим в очень ограниченном числе сфер: лишь немногие компании смогли бы работать, опираясь только на подрядчиков. Эффект, который новые технологии оказывают на общество, в целом преувеличен. Привели ли социальные сети к тому, что мы перестали общаться вживую или смотреть телевизор? Вытеснит ли Uber частный автотранспорт? В США то и дело обсуждают трагедии, которые произошли по вине автовладельцев, и ограничения использования частного транспорта. А во время последнего визита в Москву я столкнулся с чудовищными пробками, хотя Uber у вас уже вовсю работает. Никакие новые технологии не спасут от всех проблем. Приведет ли Airbnb к тому, что люди перестанут жить в своих квартирах, а станут путешествовать по миру, меняя в год десятки жилищ? Нет. Из всех технологий, которые обещают перевернуть мир, я верю разве что в новую энергетику. Просто потому, что сам ею пользуюсь. Мой дом полностью автономный и работает на солнечной энергии, я езжу на Tesla.

— Какое у вас впечатление от России? Какие наши проблемы видны невооруженным глазом?

— Россия всегда вдохновляет, это глубоко интеллектуальное место. Я часто бываю в России, и каждый раз меня поражает одна особенность ваших людей: они часто работают не для денег, а ради некой абстрактной идеи. Я не знаю, обязан ли ваш народ этим Советскому Союзу или эта традиция еще из дореволюционных времен.Но ваше государство и компании должны много сделать, чтобы как-то использовать этот потенциал. В нью-йоркских компаниях работает масса русских математиков. Почему они вынуждены покинуть родину? Отчего вы не можете использовать их таланты у себя? Вот над чем вам нужно задуматься самым серьезным образом.

— А как можно людей удержать? Наши чиновники в лучшем случае оперируют экономическими соображениями в духе «вот сейчас ВВП страны вырастет, и жить станет хорошо». Но ведь корреляция между качеством жизни и формальным состоянием экономики ложная.

— Политики и экономисты любят красивые цифры и ложные корреляции. Это как врачи, которые рассказывают людям о вреде холестерина. В действительности, если речь не идет о зашкаливающих показателях, между холестерином и состоянием вашего здоровья нет практически никакой корреляции. Что делает людей счастливее? Я думаю, что для России решением могла бы стать все та же децентрализация управления. Я говорю не о политической, а об операционной децентрализации — люди должны получить возможность принимать решения, которые влияют на их жизнь, участвовать в управлении хотя бы на местах. Это будет хорошо и для бизнеса, и для жизни в стране в целом.

Нассим Талеб (Фото: BBI)

— Сейчас многие компании, в том числе в России, одержимы эффективностью, их руководители внедряют новые методы работы. Но сотрудники продолжают жаловаться, что их нагружают бессмысленными задачами. Почему так происходит?

— В любой компании работает один из вариантов принципа Парето: 80% работы делают 20% сотрудников, причем из этих 20% сотрудников есть свои 20%, которые дают 80% их выработки. Я бы посоветовал компаниям заниматься не новыми методами, а людьми — находить правильных сотрудников и давать им больше возможностей.

Нассим Талеб родился в 1960 году в ливанском городе Амиун. В 1970-е годы его семья была депортирована в ходе гражданской войны. В 1980-х годах Талеб занимал руководящие посты в брокерских компаниях Лондона и Нью-Йорка, затем основал собственный хедж-фонд Empirica Capital. В качестве ученого Талеб работал в Курантовском институте математических наук (Нью-Йорк), Лондонской школе бизнеса, Оксфордском университете и др. Он автор книг «Динамическое хеджирование», «Одураченные случайностью», «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости» и «Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса». Его «Черный лебедь» в течение 36 недель находился в списке бестселлеров The New York Times Bestseller. Книга была переведена на 40 мировых языков, а ее тираж еще в 2011 году превысил 3 млн экземпляров. В 2015 году Талеб стал сооснователем некоммерческого учреждения Real World Risk Institute, занимающегося разработкой новых методик риск-менеджмента.

Нассим Талеб выступит в Москве на Synergy Global Forum 27-28 ноября, а в конце марта 2018 года компания BBI организует его двухдневную программу в Тбилиси.

Альма-матер

Парижский университет
Университет Париж-Дофин
Уортонская школа бизнеса
Массачусетский университет в Амхерсте [d]

Научный руководитель Хельет Жеман [d]

Занимал различные руководящие посты в брокерских фирмах Лондона и Нью-Йорка, а также работал на бирже. После этого основал хедж-фонд «Эмпирика Эл-Эл-Си», специализировавшийся на фьючерсных сделках и продажах опционов .

Автор книг «Динамическое хеджирование», «Одураченные случайностью », «Чёрный лебедь. Под знаком непредсказуемости », «О секретах устойчивости. По следам чёрного лебедя» и «Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса » .

Идеи и теории

Исследования и теории случайности

Называя себя «эмпирическим скептиком», он полагает, что учёные, экономисты, историки, политики, бизнесмены и финансисты переоценивают возможности рациональных толкований статистики и недооценивают влияние необъяснимой случайности в этой статистике. Таким образом, Талеб продолжает традицию скептицизма, которой придерживались Секст Эмпирик , Аль-Газали , Пьер Бейль , Монтень и Дэвид Юм , считавшие, что прошлое не позволяет предсказать будущее. Талеб - последователь Карла Поппера и утверждает, что теории не могут считаться доказанными и могут использоваться лишь условно.

В настоящее время занят исследованиями в области философии случайности и роли неопределённости в обществе и науке с уклоном в философию истории и изучение роли важных случайностей (которым дал термин«чёрные лебеди» ) в определении хода истории. Важно отметить, что «чёрные лебеди» - это не обязательно негативные события или катастрофы, но и случайные удачи. По его мнению, люди не замечают этих событий, считая мир систематизированной, понятной и обычной структурой.

Это явление Талеб называет «Платоническим заблуждением» и полагает, что оно порождает три искажения:

сказательное заблуждение: постфактум событие описывается так, что не кажется беспричинным;
заблуждение игрока: уподобление системы случайностей игры бессистемным случайностям в жизни. Талеб считает это ошибкой современного подхода к теории вероятностей;
заблуждение обратной статистики: уверенность, что события в будущем предсказуемы через изучение событий в прошлом.

Случайность - отражение в основном внешних, несущественных, неустойчивых, единичных связей действительности; выражение начального пункта познания объекта; результат перекрещивания независимых причинных процессов, событий; форма проявления необходимости и дополнение к ней.

Большое значение в научной работе Талеба занимает критика применения к экономическим, финансовым и ко многим социальным явлениям кривой нормального распределения Гаусса . Талеб в качестве более полного отражения картины мира предлагает математическую теорию фракталов Бенуа Мандельброта . С оговоркой о том, что фракталы не позволят точно прогнозировать события и явления, но по крайне мере вносят большую ясность в понимание происходящих процессов. Так же предполагает, что математика случайностей Мандельброта делает многих черных лебедей серыми.

По его мнению, современные СМИ «создают ситуацию, в которой люди живут в двух разных мирах». «Например, практически все, что CNN передает по конфликту в Сирии, - ложь. Я почувствовал это, когда был в Алеппо ». «Беда в том, что среди западных журналистов сейчас сформировалась интеллектуальная монокультура» .

Критика

Аарон Браун, автор, финансовый аналитик и профессор финансов в университетах Иешива и Фордема , сказал, что «книга показывает, что Талеб никогда не слышал о непараметрических методах, анализе данных, инструментах визуализации или робастных оценках». Тем не менее, он характеризует книгу «необходимым чтением» и призывает статистиков игнорировать оскорбления, но получить «важные философские и математические истины». Во втором издании «Черного лебедя» Талеб ответил на это, что «один из самых распространенных (но бесполезных) комментариев, которые я слышу, состоит в том, что некоторые решения могут быть получены из «надежной статистики». Интересно, как использование этих методов может создавать информацию там, где ее нет».

Хотя в целом одобряя книгу, Вестфолл и Хильбе в 2007 году указывали, что критика Талеба «часто необоснованна, а иногда возмутительна». Талеб, пишет экономист Джон Кей, "описывает писателей и профессионалов как мошенников или дураков, в основном, дураков. Его сочинения полны неуместности и разговорных высказываний, читаясь как разговорное сочинение, а не как аргументированный тезис. Но это чрезвычайно увлекательное и легкое чтиво. Однако в основе его гнева и издевательства стоят серьезные проблемы. Используемые сегодня модели управления рисками исключают те самые события, против которых они выступают. Этим моделям придают сложный технический вид... Финансовые аналитики обволакивают менеджмент корпораций и регуляторные органы в иллюзорное чувство безопасности". Статистик из Беркли Дэвид Фридман назвал усилия статистиков по опровержению позиции Талеба бесполезными.

Талеб и Нобелевский лауреат Майрон Шоулз неоднократно обменивались критическими комментариями, особенно после статьи Талеба с Эспен Хауг о том, почему никто не использовал формулу Блэка-Шоулза-Мертона. Талеб сказал, что Шоулз ответственен за финансовый кризис 2008 года, и предположил, что «этот парень должен жить в доме престарелых, играя в судоку. Его фонды дважды лопались. Ему должно быть запрещено читать кому-либо лекции в Вашингтоне». Шоулз на это ответил, что Талеб просто «популяризирует идеи и зарабатывает на продаже книг». Также Шоулз утверждал, что Талеб не ссылается и не цитирует предшествуюих авторов и литературу, и по этой причине Талеб не воспринимается всерьез в академических кругах.

Хауг и Талеб перечислили сотни исследовании, показывающих, что формула Блэка-Шоулза вообще не принадлежит Шоулзу. Они утверждали, что экономическое сообщество игнорировало литературу практиков и математиков (таких как Эд Торп), которые разработали более сложную версию формулы.

В интервью Чарли Роузу Талеб сказал, что он видел, что никакая критика, которую он получил за Черного лебедя, не опровергла его центральную точку зрения, которая убедила его защитить свои активы и активы своих клиентов.

Агрессивный комментарий Талеба против части финансовой индустрии - например, заявление в Давосе в 2009 году о том, что он «рад» краху Lehman Brothers - привел к персональным оскорблениям и угрозам в его адрес..

Библиография

Основные произведения

Taleb, Nassim Nicholas.

Родился Нассим Николас Талеб (Nassim Nicholas Taleb) в 1960 году, в ливанском городе Амиун. Его семья исповедовала православие. Во время гражданской войны, начавшейся в 1975 году, они были депортированы. Отец Нассима Николаса, доктор Талеб был врачом-онкологом, занимался антропологическими исследованиями. Среди его предков - политики, представлявшие интересы православного сообщества Ливана. Так его дед и прадед по материнской линии были заместителями премьер-министра Ливана, дед по отцовской линии занимал пост верховного судьи, а еще в 1861 его пра-пра-пра-прадед служил губернатором полуавтономной Оттоманской провинции на горе Ливан. Талеб занимал руководящие посты в брокерских фирмах Лондона и Нью-Йорка, а также работал на бирже, прежде чем основал собственную компанию хедж-фонд «Эмпирика Эл-Эл-Си» (фьючерсные сделки и продажа опционов). Он получил степень Магистра Бизнес Администрирования (MBA) В Уортон Скул и защитил кандидатскую диссертацию в Парижском университете.

Талеб знает около десяти языков. Свободно владеет английским, французским и литературным арабским, говорит на итальянском и испанском, читает на древнегреческом, латыни и арамейском и ханаанском. Ему принадлежит идея создания Silvercrest-Longchamp NonGaussian Fund.

Занимает должности:

Исполнительного директора и главного трейдера в Union Bank of Switzerland.
Главного трейдера (деривативы) в CS-First Boston, Banque Indosuez.
Исполнительного директора CIBC-Wood Gundy.
Трейдера по арбитражным сделкам в BNP-Paribas.
Независимого маркет – мейкера в Chicago Mercantile Exchange.
Члена редакционной коллегии и научного комитета: U.S. Secretary of Defense’s Cross-Disciplinary Highland Panel, CISDM Center U. Mass Amherst, Journal of Alternative Investments, Warsaw Institute of Psychology, Universitе Paris-Dauphine DESS 203.
Члена Совета директоров: Silvercrest-Longchamp NonGaussian Fund, BVI , Centaurus Capital LP Alpha Fund, Centaurus Kappa Fund.

Талеб известен своим скептическим и анти-математическим подходом к риску и неопределенности, недоверием к моделям и статистике, а также открытой нелюбовью к академическим финансистам.

Половина человечества лжет с помощью языка, другая половина – с помощью слез

Себя Талеб считает не трейдером, а эпистомологом. Для него биржевые спекуляции – способ достичь независимости и свободы.

Называя себя «скептическим эмпириком» , он полагает, что ученые, экономисты, историки, политики, бизнесмены и финансисты переоценивают возможности рациональных толкований статистики и недооценивают влияние необъяснимой случайности в этой статистике. Таким образом, Талеб продолжает долгую традицию скептицизма, который исповедовали Секст Эмпирик, Аль-Газали, Пьер Бойль, Монтень и Дэвид Юм, считавшие, что прошлое не позволяет предсказать будущее. Талеб - последователь Карла Поппера и утверждает, что теории не могут считаться доказанными и могут использоваться лишь условно.

Талеб-философ

В настоящее время Талеб занят исследованиями в области философии случайности и роли неопределенности в обществе и науке с уклоном в философию истории и изучение роли важных случайностей (он называет их «черными лебедями» ) в определении хода истории. Важно отметить, что «черные лебеди» это не обязательно негативные события или катастрофы, но и случайные удачи. По его мнению, люди не замечают этих событий, считая мир систематизированной, понятной и обычной структурой.

Это явление Талеб называет «Платоническим заблуждением» и полагает, что оно порождает три искажения:

Сказительное заблуждение: постфактум событие описывается так, что не кажется беспричинным.
Заблуждение игрока: уподобление системы случайностей игры бессистемным случайностям в жизни. Талеб считает это ошибкой современного подхода к теории вероятности.
Заблуждение обратной статистики: уверенность, что события в будущем предсказуемы через изучение событий в прошлом.

Игровое заблуждение (англ. Ludic fallacy) определяется, как «злоупотребление играми для моделирования реальных ситуаций» . Талеб характеризует заблуждение как понятие карты (модели) для реальности, показывая побочные эффекты человеческого познания.

Принцип является одним из главных аргументов в книге и опровержением прогнозных математических моделей, используемых для предсказания будущего, - а также нападение на идеи применения наивной и упрощенной статистической модели в сложных областях. По Талебу, статистика работает только в некоторых областях, таких как казино, в котором шансы видны и определены.

Хороший враг гораздо лояльнее, предсказуемее и (для умного человека) полезнее самого преданного поклонника

В 2006 году в Черном Лебеде Талеб писал: «Глобализация создала взаимосвязанную хрупкость, уменьшив волатильность и создав видимость стабильности. Иными словами, она создаёт Чёрных Лебедей. Мы никогда раньше не жили под угрозой глобального коллапса. Финансовые учреждения сливаются во всё меньшее число очень больших банков. Все банки взаимосвязаны. Финансовая биосфера поедается гигантскими, кровосмесительными, бюрократическими банками, и когда один из них упадёт, упадут все. Увеличивающаяся концентрация капитала в банковской среде кажется делающей финансовые кризисы менее вероятными, но когда они всё же случаются, они становятся более глобальными и наносят по нам более сильный удар» .

Прогнозы Талеба оказались оправданными. Как сообщается, он сделал несколько миллионов долларов во время финансового кризиса в 2007-2008 годах, который он объясняет использованием статистических методов в области финансов. По словам Блумберга, его Черный лебедь заработал инвесторам полмиллиарда долларов. Финансовый успех Талеб в сочетании с предыдущими прогнозами способствовали его популярности и продвижению.

В статье в The Times, Брайан Эпплъярд (Bryan Appleyard) назвал Талеба «самым выдающимся на данный момент мыслителем в мире» . Лауреат Нобелевской премии Дэниел Канеман предложили включить имя Талеба в список лучших представителей интеллигенции, со ссылкой «Талеб изменил способ многих людей думать о неопределенности, особенно на финансовых рынках. Его книга, «Черный Лебедь», является интересным и смелым анализом того, каким образом люди пытаются осмыслить неожиданные события» . Поэтому отзывы о Нассиме Николасе Талебе положительные.

Книги Нассима Николаса Талеба

Динамическое хеджирование.

Также предлагаем к просмотру одно из многих видео интервью Нассима Николаса Талеба

Одураченные случайностью

Нассим Николас Талеб - ученый, известный всему миру как создатель теории «Черного лебедя». Математик, трейдер, финансовый гуру, профессор Массачусетского университета. Автор бестселлеров «Черный лебедь», «Одураченные случайностью » и многих научных статей на тему экономики и финансов.

Был ведущим аналитиком на биржах Лондона и Нью-Йорка. Позднее основал собственный хедж-фонд. Всю жизнь Нассим изучает феномены удачи, везения и случайности, называя себя «эмпирическим скептиком». Он рассматривает то, как случайные события повлияли на мировую экономику.

Нассим уверен, что значимость прогнозов и статистических данных сильно преувеличена. Труднопрогнозируемые события он называет Черными лебедями. Согласно его теории практически все важные события в истории - это Чёрные лебеди. Примеры «черных лебедей» последнего столетия: развитие интернета, Первая мировая война, распад Советского Союза, атака террористов 11 сентября 2001 года. Нассим отмечает, что человечество не в состоянии сделать успешные прогнозы своего будущего. Он считает, что мир создают таким, каким мы его знаем, необъяснимые случайности.

В 2006 году в книге «Черный лебедь» Талеб предупреждал о том, что возможен скорый финансовый коллапс. Его прогнозы оказались оправданы. По словам мэра Нью-Йорка Майкла Блумберга, это предупреждение помогло инвесторам заработать полмиллиарда долларов.

Свернуть описание Развернуть описание